На главную | Диски | Тексты песен | Живой звук |
- Я вас спрашиваю: какой город? |
||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Тридцать лет назад, 24 февраля 1980 года, в Ленинграде, на улице Олега Кошевого (ныне Введенская улица), в квартире Владимира Раменского состоялась запись концерта Аркадия Северного, организованная двумя питерскими "косарями", двумя Ивановичами: Сергеем Ивановичем Маклаковым и Николаем Ивановичем Корниенко. Ни Ивановичи, ни сам Аркадий, ни многочисленные гости-зрители, конечно, не знали, что это - последний концерт Северного в сопровождении оркестра. Жить Аркадию Дмитриевичу Звездину оставалось меньше 50 дней... С сентября 1979 года Аркадий Северный находился в Москве, там он давал подпольные концерты в ресторанах и на частных квартирах. Почти все это время он живет у московского поэта Анатолия Петровича Писарева, с которым познакомился и подружился еще год назад. Долгое время об этом московском периоде жизни Северного ничего не было известно. И только в начале двухтысячных удалось найти людей, которые были свидетелями тех событий. Сохранились записи Северного и Писарева, они пели как песни на стихи Анатолия Петровича, так и старые "классические" произведения. Эти записи не похожи на те концерты, которые многие годы записывали Фукс, или Маклаков, или Коцишевский: это, скорее, просто посиделки за столом в небольшой компании, а включенный магнитофон лишь бесстрастно фиксирует застольные беседы, звон посуды и песни, которые поют и Северный, и Писарев, а часто к ним присоединяется жена Анатолия Петровича Валентина... Очевидно, эти катушки и кассеты не предназначались для широкого распространения, поэтому в течение 20 лет и оставались неизвестными.
А в Ленинграде старая компания - Сергей Иванович Маклаков, "Братья Жемчужные" во главе с Николаем Резановым, Владимир Тихомиров, Николай Корниенко,- уже скучает без Северного. В последний раз Маклаков записал Аркадия аж в апреле 1979го: концерт, известный под названием "Божья обитель". В самом конце 79го (или в начале 80го) "Братья Жемчужные" записали концерт с Евгением Абдурахмановым, и в феврале 80го Маклаков "вызывает" Северного в Питер, для записи нового концерта. Музыкантов пригласили тех же, что играли с Абдурахмановым: Николай Резанов - гитара, банджо, вокал Хотя состав ансамбля отличался от того, что аккомпанировал Абдурахманову, только скрипачом, но почему-то давно известный и "раскрученный" бренд "Братья Жемчужные" в этот раз не упоминался. В случае с "Божьей обителью", по крайней мере, было придумано новое название, оно прозвучало во вступлении, где Северный рассказал душещипательную историю о том, как он в горах наткнулся на монастырь, постучал, "надеясь получить трапезу на халяву", а там: "Ой, о зохен вэй! Ужас! Посреди двора стоваттный динамик пел моим пропитым голосом "Как-то по проспекту с Манькой я гулял!"... Быстренько собрался ансамбль "Божья обитель" и вот, что из этого получилось..." А в этом концерте никаких названий не было, потому и вошел в каталоги под разными именами. Чаще всего концерт называют "Олимпийским", хотя Олимпиада-80 упомянута только один раз, во вступительном диалоге Аркадия Северного и Николая Резанова: "А какой год, Коля? - Олимпийский!" А в других случаях концерт именуют "Трезвость", или "С ансамблем "Трезвость"". Тому есть два объяснения. Во-первых, тот же вступительный диалог: "А время? - Девять ноль-ноль. - Ой, как жалко, не дают еще!" Я думаю, читатель понял, в чем трагизм ситуации. В 70х годах в СССР алкогольные напитки продавались только с одиннадцати часов утра, и друзьям оставалось ждать еще целых два долгих часа. А во-вторых, первая же песня - "Друг Серега" на стихи Владимир Раменского,- как бы пропагандировала трезвый образ жизни. К этой песне мы сейчас вернемся, я лишь замечу, что этот концерт получился уж совсем не похожим на другие концерты. Слишком уж он отличался репертуаром (о чем еще поговорим), и слишком много странностей и совпадений, порою мистических, было. Итак, звучат первые какие-то совершенно рóковые аккорды клавишных, вступает саксофон Геннадия Лахмана, и звучит хорошо знакомая мелодия песни "Постой, паровоз, не стучите, колеса...", но в очень такой жёсткой аранжировке... Подключается скрипка, бас-гитара, и начинается вступительный диалог Аркадия Северного и Николая Резанова, который я вынес в эпиграф.
Концерт открывается уже упомянутой песней Раменского "Друг Серега", которую Северный поёт дуэтом с Николаем Резановым. Песней с таким же названием на стихи того же автора Северный начинал в апреле 1975 года свой первый концерт с "Братьями Жемчужными". Да только, вот, за 5 лет слова немного изменились... если в 75м Северный пел:
Не забывай, не хмурь своих бровей, Ведь в жизни нам не так осталось много, Давай смотреть на жизнь повеселей. Ты не сердись, не злись, мой друг Серёга, За то, что было, будет, что прошло, Ведь ты ж мужчина, ты ж не недотрога,- А значит, нам с тобою повезло. Забудь худое, друг мой ты, Серёга, Забудь обиды наших милых жён: У них прямая, в общем-то, дорога,- А мы с тобою делаем уклон... [полный текст песни] то в 80м смысл песни совершенно другой.
Протрезвились - и решили: В рот сей гадости не брать Лет, ну, этак, двадцать пять... Дни идут, проходят ночи... Жёны пилят - нету мóчи! Я Серёге говорю: "Я с тоски опять запью!"
Не забывай, не хмурь своих бровей,- Ведь в жизни нам не так осталось много, А ну-ка, друг, по стопочке налей! Мой Серёга обозлился, Гневом чуть не подавился, И рычит он мне в ответ: "Ты мужчина - али нет?! Я мужчина - ты мужчина,- В этом вот и есть причина..."
Об заразе - на целый год, И теперь мы об ей позабыли - Об заразе - на целый год... Вот! [полный текст песни] И, вот, может быть, именно потому, что "об ей позабыли - об заразе - на целый год", концерт и стали называть "Трезвость". Хотя, какая там "трезвость"... Северный пытался лечиться много раз, майор авиации Георгий Сергеевич Ивановский в 1977 году устроил Северного в элитную (как сказали бы теперь) московскую клинику, и после лечения Северный не пил почти год. Но: "петь и пить - для меня это синонимы",- как говорил сам Аркадий, и уж в феврале 80го ни о какой трезвости речи не было... А строка из припева: "Ведь в жизни нам не так осталось много..." на этом последнем концерте с оркестром звучит как пророчество. Да, Северному осталось прожить меньше двух месяцев. И призыв, прозвучавший 5 лет назад, на первом концерте с "Жемчужными": "Давай смотреть на жизнь повеселей!" сменился другим: "А ну-ка, друг, по стопочке налей!". Вот такое совпадение: и первый, и последний концерты с "Жемчужными" начинаются одной песней - "Друг Серёга"... Репертуар "Олимпийского" концерта, как я уже говорил, необычен. Рассказывают, что Северный в этот раз принимал самое непосредственное участие в подборе песен для концерта, который, в итоге, оказался больше чем наполовину составленным из песен на стихи Анатоли Писарева: вероятно, Аркадий привез из Москвы тетрадку со стихами, которую он упоминает на одной из "писаревских" катушек. Однако, имя Анатолия Петровича на концерте не упоминается, а если учесть, что подробности пребывания в Москве 20 лет после концерта оставались неизвестными, то не удивительно, что многие, и я в том числе, считали, что слова песен принадлежат перу Владимира Раменского. Да сам Николай Серафимович Резанов в 1994м году говорил, что песня "Стоишь ты на углу" - В.Раменского... Так вот, "Стоишь ты на углу..." на стихи А.Писарева была второй песней концерта. Я очень люблю почему-то эту песню... а когда-то она мне очень помогла.
С убогой миной страждущей, И бьётся на ветру Твой локон, ласки жаждущий,
И боль не проходящая,- Но мне тебя не жаль - Ты стерва настоящая! [полный текст песни]
И следующие пять песен концерта тоже на стихи Анатолия Писарева. Вот песня про незадачливого спекулянта автозапчастями, которого "заложила" его подружка - "Светка-малолетка":
Попкой вертухнула, Собою поманула,- И пошел я, как баран, за ней, Эх, за этой Светкой, Светкой-малолеткой,- Эх, какой же был я дуралей! ... Как обычно, на концертах с "Братьями Жемчужными" пел не только Северный, но и участники ансамбля. Четвертую песню спел Николай Резанов, на мотив известной песни "Пара гнедых" - "Пара девиц", на слова Писарева.
Тихо канючат их в зал пропустить, С виду, как будто, телушки, что надо, Но не желает швейцар их впустить. Он бы пустил за трояк этих девок, Но ему опер велел не пущать: Нечего, мол, этим шлюхам здесь делать, Только лишь задом мужчин соблазнять. ... Два мужичка проходили неспешно Мимо походкой унылой своей, Не обошлось здесь без лиха, конечно: Вечер принес эту пару людей. ... Через неделю с сифоном болезным В кождиспансере уж двое друзей... Их визави вновь стоят безмятежно: У тех же дверей та же пара блядей... Это, между прочим, хорошая иллюстрация того, что в Советском Союзе, мол, не было проституции... Напомню: начало 80 года, самый что ни на есть махровый застой (кстати, подробнее о застое - чуть позже). И снова поет Северный:
Около завода там девчоночка живет...
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь! В этом самом городе - тоже у завода,- Мальчик такой славненький, как сама природа...
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь! Повстречались голуби наши на полянке,- И расстались голуби только спозаранку...
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь! По полю девчоночка, девчоночка идёт,- А в руках в пелёночках ребёночка несёт...
С вами, негодяями, на каторгу пойдёшь!
Песне "Пройдут годá, мой друг..." Резанов и компания сделали совершенно неожиданную аранжировку. Слова Писарева положили на мелодию французского композитора Pierre Bachelet из фильма "Эммануэль", а Северный даже не поет, а просто читает стихи под лирическую музыку, где электроорган ведет печальный разговор с саксофоном.
И будет нам печально от того, Что как сейчас, с тобою мы никогда не станем... Наш опустел бокал, уж выпито вино. К нам в комнату с тобой осень постучится, Зеленый лист наденет желтый свой наряд, И по стеклу осенний дождик заструится. Лишь о весне напомнит опустевший сад. Не будут нам они дарить лобзанья, И не согреют дряблое лицо. Мы больше не пойдем с тобою на свиданье,- Тоскливо станет нам и больно оттого. Пройдут веселья дни... Но нет! Они не смыты! Не будут позабыты ни тобою, ни мной... Стоят деревья, наголо обриты, И небосвод затянут сединой.
А потом, как бы заранее насмехаясь над названием "Трезвость", звучит такая песня на слова А.Писарева:
Я каждый день, я каждый день хожу больной. Все говорят, мол, не больной он, а хмельной, Его бы надобно в больничку положить, А то ему до магазину не дойтить! До магазина, говорю, ох, далеко! Идите вы, меня оставьте одного. Ох, дайте мне вы бормотушечку допить,- Я буду вашу мамочку любить! Кошмары дикие мне снятся поутру: Как будто двести грамм я выпить не могу! Сосед смеётся над моим нелепым сном: Мы шесть бутылок выпиваем с ним вдвоем. [полный текст песни]
Следом прозвучали "Частушки-страданья", но с очень уж злободневными словами.
Приобрел роскошный кар, Налетел на "Жигули" - Даже джинсов не нашли! Не ходи ко мне в пальто: Сразу видно, кто есть кто. А в дублёнке на меху - Сразу видно, ху из ху! ... Не нашла я, к сожаленью, Жениха по объявленью. Выйду замуж по любви, Раз такая се ля ви! ... Письма я писала сдуру,- Он их сдал в макулатуру, Приобрел а'Бони-Мэ'нт, Вот тебе и хиппи-энд! Ну, чем не энциклопедия "вещизма" времен застоя? Всё на месте: дубленка, машина, абонемент на книги, который давали за сданную макулатуру... Разве что хрусталя и ковров не хватает... И снова поет Николай Резанов, на этот раз песню, которая "посвящается Мерину, очень хорошему человеку, который пишет мне ленту уже два года. И не только мне. И многим другим друзьям".
Все идут в кино, а Мерин Скорчил грустные глаза И неслышно шагом мерит Под джаз-банда голоса, Злой, тяжелый, неудачный, Хоть врага с него пиши, Кто ты, Мерин, дьявол мрачный? Приоткрой подвал души. ... И последняя песня на стороне "А"... Как я уже говорил, в 70х годах, когда писали магнитоальбомы, часто пытались уложиться в некий временной "квант". Основная единица распространения "подпольных" записей тогда - это магнитофонная катушка №18 с длиной ленты 525м, что при двухдорожечной записи на скорости 19.05 см/с давало приблизительно 45 минут на каждой дорожке. Я говорю "приблизительно", потому, что намотка была немного разная от партии к партии, где-то вмещалось и 50 минут, а где-то только 43. У Северного есть много концертов "нестандартной" длины, например, "Херсонский концерт", который писался на "часовую" катушку, т.е., его длительность 2 часа. Или запись у Вячеслава Сафонова в Тихорецке, там вообще писали на Akai на большие катушки, хотя и на 38й скорости. Но "Олимпийский" концерт - по крайней мере, известные его копии,- укладывается в те самые "2 по 45 минут". Ну, чуть длиннее... И, вот, завершает первую часть концерта совсем уж необычная для репертуара Северного песня. Автор слов - поэт Евгений Евтушенко. Уже это само по себе необычно, хотя, пел же Северный, скажем, ту же "Сладку ягоду" Р.Рождественского. А тут не просто стихи известного поэта, но какие стихи! Позволю себе привести их полностью,- так, как их спел Северный.
Любые встретить времена,- Когда эпоха то застойка, То взбаламучена до дна. Достойно, главное - достойно,- Что<б> раздаватели щедрот Не довели тебя до стойла И не заткнули сеном рот! Страх перед временем, паденья... На трусость душу не потрать, Но приготовь себя к потере Всего, что страшно потерять. Но если всё переломалось, Как невозможно пред<по>ложить,- Скажи себе такую малость: "И это можно пережить!"
Эту песню можно считать "творческим завещанием" Аркадия Северного. Я думаю, некоторым кумирам 80х полезно бы слушать ее в свободное от выступлений перед властями время, ну, или в перерывах между заседаниями ГосДумы... И, обратите внимание, за 5 лет "до Горбачева" в песне прозвучало описание эпохи: "застойка". Вообще, Северный не пел "политических" песен, он был далек от этого (ну, если не считать песню "Отец мой Ленин, а мать - Надежда Крупская, а дядя мой - Калинин Михаил..."), тем необычнее и сильнее воспринимается "Достойно", прозвучавшая на этом концерте. Понятно, никакие "раздаватели щедрот" не могли заткнуть рот Северному. А вот "и это можно пережить",- не вышло. Не пережил.
Сторона "Б" - "второе отделение" концерта,- начинается с двух песен в исполнении барабанщика Геннадия Яновского. Очевидцы рассказывают, что в перерыве пьяный Тихомиров сбил какие-то настройки то ли микшера, то ли усилителя, и качество звука на второй дорожке хуже. Оно и на первой-то не очень, причем на всех известных копиях, голос часто "бубнит", скрипка забивает другие инструменты... При том, что за несколько лет до "Олимпийского", Маклаков записывал Северного даже на квадро. Наверное, у Сергея Ивановича что-то не сложилось в этот раз с аппаратурой. Открывает вторую часть концерта песня "Одесса с морем рядом",- и правда, как же обойтись без Одессы-мамы?
И море в ней самой, Ей солнце, как награда, Над синею водой.
Одессу надо слышать, С Одессой надо лично говорить!
А потом Яновский поет ставшую популярной в исполнении Вахтанга Кикабидзе песню "Проводы любви":
Мы почти у взлётной полосы. И бегут быстрее всех часов на свете Эти электронные часы.
Вот и всё, что было,- Ты, как хочешь, это назови! Для кого-то просто "лётная погода",- А ведь это проводы любви! Продолжает концерт Николай Резанов, и тоже не совсем характерной песней. Северный и "Жемчужные" не пели "политических" песен, не пели и песен о войне (ну, разве что "Шёл солдат по Европе войной..." или "Я был батальонный разведчик..."). А тут - песня об "эхе войны". Я сам помню заметку в газете в 70х, как в каком-то аэропорту, при проверке на "рамке" одного из пассажиров, прибор все время регистрировал какой-то металл. Оказалось, что так техника реагировала на осколок, который носил в себе старый солдат.
А затем получилось потешно: Пропиликал сигнал на посту,- Покопался курортник в одежде И сказал: "Ничего не найду..." Попросили папашу тактично Повторить. "Понимаю, сынок",- Улыбнулся старик симпатично, Возвратился,- и снова звонок. А народ не стоит - наседает: "Может, гирьку подвесил в штаны?.." И сказал пожилой озираясь: "Разве энта железка с войны... Анекдот, понимаю, однако... В сорок третьем, под самый "мотор"... Глубоко окопалась, собака,- Не она ли звенит до сих пор?.." ...
И только на четвертой песне стороны "Б" снова появляется Аркадий Северный. Звучат скрипка и 12-струнка Резанова, и Северный поет, кажется, о себе самом.
Не нужно мне ни ванны, ни биде. Пусть девки подмываются в сортире,- А я свободу чувствую везде! Не нужен телевизор и машина, Не надо ресторан и "Коктейль-Холл". Цивилизация проходит нынче мимо,- А я, вот, с нею вместе не пошел! Магнитофоны разберу сейчас на части, И всё заброшу в старый унитаз. Пусть не видать мне в этой жизни счастья, Но, может, счастье хапну я за раз! Сниму я джинсы, перстни и костюмы, И по дешёвке все спущу меха. Поверь, мой друг, я очень много думал,- И вот теперь ушёл я от греха! По большому счету, Северный давно уже был свободным. В том смысле, что он не зависел от какого-то начальства, от редакторов, разных худсоветов. И квартиры у него не было, ни отдельной, ни коммунальной, не было даже паспорта. Что там говорить про "телевизор и машину" или про какие-то меха и перстни... "А я свободу чувствую везде",- наверное, эти слова отражают внутреннее состояние Северного. Да, он был свободен. Был ли он при этом счастлив?.. Но уже звучит знакомая мелодия Максима Дунаевского, правда, вместо привычных слов: "Пора-, пора-, порадуемся на своем веку...",- Николай Резанов поет что-то совершенно другое...
Однажды в баню собрали́сь,- Они туда по вторникам ходили. Атос принес с собой насос, Портос - шампуня для волос, А Арамис - мочалку де Тревиля.
Стакан я в бане выпью, хотя и не могу, Пока-, пока-, покачивая веником под мышкой Мы банщику шепнем: "Мерси боку!" И снова песня на стихи Анатолия Писарева. Тоже одна из моих любимых песен, потому, что она немного и про меня. Северный посвятил ее "всем, кому уже перевалило за сорок": Сергею Ивановичу Маклакову, Николаю Ивановичу Корниенко, Владимиру Тихомирову, Владимиру Раменскому...
Холодно в февральскую пургу, Мои ноги, в валенки обутые, С хрустом разрывают тишину.
Звонкою заплачешь ты слезой. Молодость промчалась тройкой сказочной, Побели ж виски нам сединой [полный текст песни]
Для следующей песни Николай Резанов меняет гитару на банджо - он же джазмен,- и Северный поет:
Сплошной кураж,- Растут здесь сосны каменного века! Налево - гид, Направо - жид,- Ну, в общем, всё на благо человека! ... Веселая мелодия сменяется тревожной, мрачной музыкой, плачут скрипка и флейта, стонет бас-гитара, и Николай Резанов исполняет следующую песню.
Всё слышнее последний звонок. После жизни, как после запоя, Убегает земля из-под ног. ... И всего мне печальней, родная, Что, шагая по новой тропе, Я тебя никогда не узнаю, Не смогу улыбнуться тебе! ... Как хочется порою отдохнуть От гладкого лица, надеть морщины, Встать в очередь за пивом, пену сдуть, Ввернуть словцо из мрачной матерщины, Сказать: "Не жди!" испуганной жене, Улыбкой постового ошарашить, Стихи прочесть, гарцуя на коне, Не где-нибудь,- а в сонном "Эрмитаже"! И вдруг припомнить: ты уже не тот! И сути нет в твоём мятежном зуде, Ступай-ка, друг, за город, в огород, Копать картошку - искреннее будет! Побудь собой: в других, как не играй,- Всё мельче, мельче личного удела. Как хочется, порою, к богу в рай,- Но не пускает алчущее тело...
И, в продолжение минорного настроения, Северный поёт песню на стихи Владимира Раменского, посвященную Елене Раменской.
Я грущу в тишине кабинета? Ты, родная, ответь, почему Слишком быстро кончилось лето?.. Почему, почему, почему Солнце светит не так уж ярко? Ты скажи мне, скажи, почему Мне теперь никого не жалко?.. Почему, почему, почему Я считаю зимой метели? Почему все ушли поезда, На которые мы не успели?.. ...
Предпоследняя песня концерта в исполнении Николая Резанова про двух друзей, устроивших дебош в столовой:
Братцы, приключилась, Как в столовке за едой Девка подавилась. ... Чтоб крестьянина - меня!- Да такая гнида Выводила из себя?! Щас тебе я выдам! ... И завершился концерт и вовсе не типичной для репертуара Северного песней... Это последняя песня исполненная Аркадием Северным в сопровождении ансамбля.
Это время и беды нам были не в грусть. Что же вспомнить теперь? Что же скажут нам дети? Иль простят, иль осудят эту бедную Русь. Забери же с собой своего недотрогу, И поплачет немного, поплачет - и пусть! Нам с тобою опять собираться в дорогу И идти через милую бедную Русь. Эта бедная Русь, словно старое тело, Я жалею, люблю и ласкаю её. Сколько лет на Руси у меня пролетело, В веках, в памяти вечно всё будет моё... Кроме музыкантов, на этом концерте были друзья и знакомые Северного и Раменских. Для многих из них это была последняя встреча с Аркадием. Одним из гостей был друг и "штатный фотограф" Северного, капитан милиции Сергей Петрович Соколов. Именно он является автором всех фотографий, сделанных во время и после концерта в этот день. Вот на этой групповой фотографии многие из тех, кто был рядом, кому Северный посвящал свои песни.
Использованы материалы из архивов Игоря Ефимова, с сайта VseTutOnLine, а также из личного архива автора. |
© 2010, 2012, 2020 Сергей Лахно